Хроника Третьего Кризиса - Страница 96


К оглавлению

96

— Могу ли я задействовать Рейдена, сэр?

— Сержант Торренс занят в собственной операции по допуску АД-5 с высшим уровнем приоритета. Вам все ясно?

— Так точно, сэр.

— Вы свободны, сержант. И учтите, что в следующий раз, когда я вас увижу, я хочу, чтобы вы доложили мне только об успехе.

В следующий раз, когда я увидел Полковника, об успехе я ему доложить не смог. Да и самого Полковника это не особенно интересовало, так что нам не удалось перемолвиться даже словом. Впрочем, об этом рассказ впереди.

Интермедия
Спящий

Место действия: неизвестно

Время действия: неизвестно

Что это было?

Туман, обволакивающая и сковывающая движения серая мгла, спокойствие и сосредоточенность нирваны.

Сколько это продолжалось?

Кто знает. Месяцы, годы, века или тысячелетия. Миллионы лет или одно мгновение. Не имеет значения. Все теряет свое значение после первых минут.

Для чего это все?

Он не помнил.

Он не помнил абсолютно ничего: кем он был, как и где жил, с кем встречался, кого любил и кого ненавидел, над чем работал и ради чего сражался. Он даже не помнил, какую он преследует цель, и есть ли она у него вообще.

Но он не впал в панику, для этого не было оснований. Он твердо верил, хотя и не мог понять, на чем базировалась эта вера, что все знания вернутся к нему вместе с пробуждением. И он будет готов.

Готов к чему?

Он не помнил.

Все, что у него оставалось, это сны.

Лишь сны предоставляли ему информацию, сны, сменяющие друг друга, идущие перед его внутренним взором бесконечной чередой, вереницей картинок прошлого и будущего.

Все сны были кошмарами.

Обрывки мечтаний, осколки разбитого зеркала памяти…

Сны из прошлого.

В них всегда присутствовала война. Глобальная война, затрагивающая все планеты. Рушились города, выжигались с орбиты леса, испарялись океаны, плазменные бомбы оставляли после себя лишь золу и пепел, нейтронные заряды уничтожали все живое, армады боевых кораблей сталкивались в планетных системах, в поясах астероидов и просто в открытом пространстве. Не было никаких переговоров, не было никакой пропаганды. Не было лишних слов. Или мы, или они. Лишь разрушение и смерть.

Он был солдатом.

Он пилотировал могучие корабли, вступая в схватки с превосходящими силами противника, он корректировал огонь батарей, он наступал и отходил, нанося стремительные удары и внося неразбериху в ряды неприятеля. Он высаживал десанты на планеты и сам выбрасывался в капсулах, размахивал оружием и отдавал приказы, надсаживая горло. Он всегда знал, что его приказы будут в точности выполнены. Он продирался сквозь леса, спускался в лабиринты пещер, пересекал разрушенные улицы городов, прикрывая друзей и будучи спокойным за свою собственную спину. Как ни странно, ему никогда не снился враг, хотя он точно знал, что враг должен был быть. Он палил из винтовки в бесплотные тени. Он сражался с призраками, душа их в своих смертельных объятиях.

Он был инженером.

Он проектировал и испытывал новые виды вооружений, для того чтобы самому пустить их в ход. Он проводил бессонные ночи в лабораториях и на заводах, видел окружающих его сотрудников в белых халатах ученых или серых комбинезонах техников. Он ощущал боль в глазах от бесконечного сидения перед монитором, сухость во рту от бесчисленного количества выкуренных сигарет, мучительные терзания над решением какой-нибудь проблемы и краткие минуты радости, когда проблемы все-таки решались. Краткие, потому что он не мог позволить себе ликовать долго. Впереди были и другие дела.

Он был полководцем.

Он видел себя в ситуационном зале. Он стоял перед голографическим экраном с картами и графиками, намечая указкой тактические передвижения и разъясняя высшему командному звену боевые задачи подведомственных им войск. Он часто посылал людей на верную смерть, и его терзали кошмары. Он считал себя убийцей миллионов. По его приказу люди беспрекословно шли убивать и умирать сами. Он прекрасно понимал, что рано или поздно за все его деяния ему придется платить, но не видел другого выхода ни для себя, ни для окружающих его людей.

Он был лидером.

Его слово было законом, его мнение было решающим, его приказы всегда выполнялись.

Он был политическим деятелем.

Он видел огромные массы народа, сотни тысяч людей, и себя стоящим перед ними и произносящим пламенные речи о необходимости всеобщей мобилизации сил и жесточайшего отпора врагу. Он понимал, что люди скандировали его имя, размахивая флагами Альянса и самодельными лозунгами, но, как ни прислушивался, не мог расслышать его в возгласах взбудораженной толпы. Он помнил долгие, изматывающие встречи с соратниками по движению и оппонентами оного, изнуряющие дипломатические танцы, взаимные уступки и никому не выгодные компромиссы. К нему на прием заходили самые разные люди со своими проблемами и предложениями. Он выслушивал их всех, работая по тридцать шесть часов в сутки, и старался, чтобы никто из просителей не ушел обиженным. Он помнил банду наемных убийц, подосланных внутренними врагами, явившуюся в его апартаменты сразу после его возвращения с работы. Он помнил яростную рукопашную схватку, в которой победил. И еще помнил, что и сам не раз посылал разбираться с теми людьми, с кем так и не смог договориться.

Он был отцом.

У него были два сына и дочь и прекрасная жена. Имена не приходили ему во снах, зато приходили черты лица и нежные прикосновения. Старший сын был долговязым, длинноволосым и прыщавым подростком, вечно противоречащим каждому услышанному слову и все отрицающим. Конфликт отцов и детей вечен, он никогда не уходит и начинает разгораться с переходным возрастом и первыми поцелуями.

96