— Откуда ты вообще здесь взялся? Мне казалось, что киборгов и федералов я положил еще в шахте лифта.
— Я не из их числа.
— Тогда кто ты?
— Кроме того, что гвоздь в твоей заднице? Гвардеец.
Его глаза округлились от изумления.
— Я такая важная птица?
— Вряд ли. Но мои работодатели хотели бы избежать чумы.
— И каково это?
— Каково что?
— Быть гвардейцем.
— Трудно сказать. Большей частью приятно, — честно сказал я. — Когда не надо иметь дело с типами вроде тебя.
— Не переходи на личности, — сказал он. — Эх, мне бы ваши возможности, такое бы закрутилось…
— В некоторых случаях мечтать противопоказано, — сказал я. — И противозаконно.
— Сволочь ты.
— Еще какая, — согласился я. — Хотя ты и предлагал не переходить на личности.
— Сволочь, — тоскливо повторил он, покачивая головой. — А как все хорошо начиналось… Десять миллионов кредитов, и после провала второго штурма их выложили бы мне на блюдечке. Если бы ты не появился.
— Вряд ли бы тебе заплатили, — сказал я. — Мы сейчас говорим о деньгах, а корпорации никогда просто так не расстаются с большими деньгами. Они бы предпочли потерять полгорода, тем более что речь идет не о зданиях и сооружениях, а всего лишь о людях. Для дзайбацу люди — расходный материал, и население всегда можно обновить, благо, в желающих недостатка не будет. И обойдется куда дешевле.
— Ты так думаешь?
— Да.
— Сволочи, — снова сказал он. Очевидно, его лексикон ругательств был сильно ограничен. — И это после того, как я угробил свое здоровье в их тетроновых рудниках.
— Не пори чушь, я читал твое досье. Ты никогда и нигде не работал, если не считать работой квартирные кражи, грабежи и разбои.
— У меня было тяжелое детство, — ухмыльнулся он. — А теперь я решил сыграть по-крупному. Знаешь, сколько бабок пришлось выложить парню из лаборатории за этот вирус?
— Догадываюсь. А ты уверен, что он тебя не надул?
— Как это?
— А ты биолог? Что, если у тебя в бомбе не чума, а всего лишь ветрянка или корь? Может, мне тебя пристрелить, и дело е концом?
— Эй, не шути, — обеспокоенно сказал он, словно я уже нажимал на курок. — Там чума, точно говорю. Я сам видел, как дохли крысы.
— Откуда ты знаешь, что он им ввел? — спросил я. — А даже если и чуму, то он всегда мог успеть подменить пробирки.
— Если ты думаешь, что я блефую, почему я еще жив?
— Хороший вопрос, — признал я. — Я и сам удивляюсь. Виной тому либо мое врожденное долготерпение, либо приверженность догматам дзен-буддизма.
— Это что еще за хреновина?
— Не забивай голову. Так что мы с тобой будем делать?
— Есть на примете один вариант, — сказал он.
— Не тяни.
— А куда ты торопишься? Вроде, говорил, времени у тебя полно…
— Говорил, — согласился я. — Но мне становится скучно.
— Скучно, да? Тогда у нас есть шанс повеселиться. Ты слышал о бусидо?
Попался! Невзначай оброненное мною замечание о дзен-буддизме должно было навести парня на восточные ассоциации, а бусидо стало в последнее время очень модным стараниями идеологов от якудзы.
Интересно, что этот парень мог слышать о кодексе чести средневековых воинов, населявших одну маленькую страну?
Так я у него и спросил.
— Это свод правил у чертовых узкоглазых, — пояснил он. — Типа того, что не стоит ввязывать в местные распри мирное население и так далее. Все решается поединком. Не могу только понять, как эта идеология увязывается с массовыми погромами во время Большой Мафиозной Войны?
— В этом и состоит твое предложение? Поединок?
— Ага. Как я уже говорил, ситуация патовая, а патовой ее делают предметы, которые мы держим в руках. Если мы избавимся от них, дело может проясниться. Или я не прав?
— Может, и прав.
— Тогда давай так. Сначала ты бросишь пистолет во-он в тот угол, Потом я брошу туда детонатор, одновременно с тем, как ты выкинешь ту штуковину из-за пояса. И пусть победит сильнейший.
— Если я выиграю, ты умрешь, — предупредил я. — У меня не было контракта на твой арест.
— Аналогично. Если выиграю я, умрет полгорода, коль уж денег мне не видать.
— Честный вариант. А где мои гарантии, что у тебя нет дублирующего устройства?
— Никаких гарантий. Но я-то тебе верю.
— Уговорил, — сказал я, перекладывая пневматик в левую руку и обхватывая правой приклад парализатора.
— Бросай, — скомандовал он, и вышеуказанные предметы полетели в вышеозначенный угол.
— Вот и чудно, — констатировал он, поднимаясь из-за стола и направляясь ко мне.
В его размеренных грузных шагах таились повадки гризли-переростка. На ходу он доставал из-за спины огромный тесак — мачете.
— Эй, — запротестовал я. — Между прочим, у меня ножа нет.
— Ты — гвардеец. Это уравнивает шансы.
— Но это не очень спортивно, — заметил я.
— У нас здесь не Олимпийские игры.
— Раз ты ставишь вопрос подобным образом, — согласился я, и мне в левую ладонь скользнул из рукава мой верный иглогранатомет.
— Ах ты, сво… — успел сказать он, прежде чем я размазал по противоположной стенке содержимое его черепа. Мозгами это месиво назвать было трудно.
К чему я сейчас все это рассказываю?
Замечания профессора философии относительно игры по правилам навеяли на меня эти давние воспоминания. В данном случае любители честной игры и приверженцы старой английской школы джентльменов могли бы упрекнуть меня в нечестной игре. Да, Гвардия частенько играет не по правилам. Мы бьем лежачих, стреляем в спину и отбираем костыли у калек, которые этими костылями пытаются размозжить нам головы. Правила и инструкции хороши в меру, но они не способны охватить всего, что может встретиться тебе в «поле». Для выживания твоего и мирных жителей, от тебя зависящих, иногда нужна и гибкость мышления.